Самарканд

                   

Вечером  25 мая, после утомительного пути,  автобус въехал в Самарканд - город Тимура. Я поехал на вокзал, оставил вещи в камере  хранения и, с портфельчиком,  отправился на центральную площадь города - Регистан

Очень  быстро темнеет, снова проигрываются впечатления паломника, одолевшего пустыню, мечтавшего добраться до святынь и достигшего своей мечты. Огромная площадь, тишина окружающих её ночных громад - медресе Шир-дор, медресе Улугбека, медресе Тилля-Кари.

Опустилась темнота, проникаешься молчаливым величием пространства, которое могло быть в разные времена наполнено тысячными толпами верующих или торговцев. Когда-то здесь располагался восточный базар. Можно представить огни факелов, звуки читаемых молитв. Город ушёл в себя. Я долго бродил по площади.

Неожиданно ко мне подошёл человек. Это сторож, он предложил пройти с ним. Зашли в одно из помещений медресе Тилля-Кари. Я  назвал себя. Несколько ребят объяснили, что ночью ходить по Регистану нельзя - рядом в помещениях  работают реставраторы, у которых есть и золото, и серебро. Кроме того, за хождение по площади и осмотр музеев   плата 10 копеек. Поговорили, посмеялись, и я отправился отдыхать.

Утром я приехал  на Афросиаб. Это большое всхолмленное, разрытое пространство на фоне огромного города - место раскопок древнего Самарканда. Исследователи насчитали этому городу две тысячи пятьсот лет, но может быть и больше. В одном месте увидел группу людей. Подошёл к ним - оказывается, студенты университета -   историки, юноши и девушки. Мило поговорили, студенты оказались прекрасными ребятами, обменялись адресами. Их преподаватель представился мне - Хафиз. 

Вспыхнуло имя великого узбекского поэта  Хафиза, современника Тимура, любимца Гёте и Пушкина.  Подумал, что история народа живёт, во многом, в его языке, в его поэзии. Язык влияет на глубины смыслов; подтексты, богатство намёков, которые расцвечивают и украшают  национальную поэзию.

Хафиз – сколько за этим именем эмоционального богатства. Лучшие поэты всего мира  переводили его поэзию  с подстрочников на свой язык, но истинное  сокровище  навсегда останется в оригинале,   на родном поэту языке.

После  Афросиаба - аэровокзал, где я взял билет на вечер в Ташкент, и, с новым товарищем, москвичом Генрихом (в путешествии очень быстро знакомишься с людьми),  мы отправились осматривать город. Начали с площади Регистан, на которой я был вечером.  Обстоятельно посмотрели три медресе, выходящие на площадь.

Потом зашли в Союз художников, находящийся неподалёку, где нам показали киоск с очень хорошей керамикой. Изготовление керамики традиционно для узбеков, сейчас строятся заводы для производства облицовочной плитки для нужд города и выполняются заказы для многих городов Союза. 

Я знаю, что там делают плитку  для московского метро. Художник, с которым мы общались, рассказал о недавней выставке узбекской керамики в Гане и большом заказе, который они получили от их правительства.

На улице свирепствует зной, через десяток шагов в тени деревьев стоят продавцы воды для гостей города. Пока дойдёшь до следующего - истекаешь потом, и снова  выпивается стакан газировки. Генрих живёт в быстром московском темпе; побежали смотреть грандиозную мечеть Биби-ханым, вернее её руины.

Даже её развалины  кажутся громадными.  Строительство мечети было начато в 1399 году, волею великого Тимура, вернувшегося из победоносного индийского похода. Всё в Самарканде связано с великими  свершениями Тимура, который стремился сделать его столицей мира. «Мир слишком мал, чтобы иметь двух властелинов» - говорил эмир.

О нём  существует много воспоминаний летописцев и дипломатов разных стран, находившихся  при его дворе. «Тимур был личностью незаурядной. До конца своих дней он оставался неграмотным. С десяти лет он закалял себя войной и охотой, а потом, во главе отряда удальцов, устрашал округу дерзостью и беспощадностью своих налётов.

Став правителем, он ввёл во дворце  особую должность - «чтеца рассказов», которому он часто повелевал читать для себя. Но при этом, он прекрасно знал историю, немного  медицину и астрономию. На персидском языке он вёл долгие беседы с учёными, был знатоком мусульманского  вероучения и принимал участие в религиозных диспутах.

Он достиг редкого искусства в шахматной игре. Эмир всячески заботился о развитии ремёсел. Из завоёванных стран он привозил ткачей, оружейников, каменщиков, стеклодувов, керамистов, золотых дел мастеров. Их руками создавались цветистые шелка и шитый золотом бархат, они гранили драгоценные камни, выдували кубки и в больших печах обжигали великолепные блюда для пышных пиров эмира».

Велико было искусство ювелиров, но ему не уступало мастерство мозаичистов, украшавших стены дворцов и мечетей драгоценными коврами наборной цветной мозаики. Волей эмира через весь город была построена торговая улица, которая собрала всех торговцев и ремесленников, для чего было снесено много зданий. По всей территории своей империи для купцов эмир строил караван-сараи, чтобы развивалась торговля.

Украшая город, эмир  также украшал огромные сады, окружавшие Самарканд. Тимур редко жил в самом городе. С юности, привыкнув к походной жизни, он предпочитал дворцовым покоям свободно раскинутый стан. Обычно он кочевал со своим  обширным двором из сада в сад, где в роскошных шатрах устраивались пиршества и торжественные приёмы послов.

Испанский посол де Клавихо описывает своему королю в деталях один из пиров, на которых он присутствовал, вместе с другими посланниками.  «Самое почётное блюдо, что они приготовили, были целые лошадиные окорока от спины, но без ног; их они наложили на десять золотых и серебряных блюд; туда же положили бараньи окорока с верхними частями ноги;  в эти же блюда положили круглые куски лошадиных почек величиною в кулак и целые бараньи головы.

Тогда пришли люди с чашками бульону, положили в него соли и дали ей распуститься, а потом налили его немного на каждое блюдо как соус; затем взяли тонкие хлебные лепёшки и, сложивши вчетверо,  положили сверх мяса на этих блюдах». Дальше он продолжает: «После того, подали много плодов, дынь, винограду и персиков; и дали пить из золотых и серебряных кринок и кувшинов кобылье молоко с сахаром, очень вкусное питьё, которое они приготовляют на летнее время». Всё это черты кочевого быта. Их много осталось в жизни великого  Тимура.

Возвращаюсь  к мечети Биби-ханым. Это грандиозное здание  соборной мечети по замыслу должно было превзойти все сооружения мусульманского Востока, восславить в веках имя покорителя мира - Тамерлана. Артели мастеров и ремесленников, «собранные со всего мира к подножию трона, стали работать с тщательным  старанием. Из Индии были доставлены в Самарканд  95 слонов и были пущены в дело». Об этом рассказывают старые миниатюры.

Тимур недолго следил за строительством мечети, а потом на годы был отвлечён военным походом в Египет. По возвращении из этого похода, Тимур был разъярён тем, что портал его мечети выглядит не столь величественно, как ему хотелось. Вельможу, надзиравшего за строительством, растерзали по приказу эмира.

Повелитель приказал  разрушить входной портал и выстроить новый - огромный. Закипело новое  строительство. Тимур был болен, но повелел носить себя туда, где шли работы, продолжавшиеся день и ночь. Рабочим привозили варёное мясо и бросали, как собакам. Иногда он своими руками бросал мясо, иногда приказывал бросать деньги. Было выстроено великое произведение, прославляющее небесную власть Аллаха и земную силу эмира.

Теперь мечеть действительно была грандиозной. Невероятный двойной купол простирался на сорокаметровой высоте. Внутри двора расстилали свои коврики во время полуденного пятничного намаза десятки тысяч правоверных. В широком портале, отделанном резным мрамором, были укреплены литые из семи металлов, где были также золото и серебро, полотнища ворот.

Когда их отворяли, тонкий металл вибрировал, и звон его вторил призывам, летящим с минаретов. «И всё вокруг сияло: и небо, и лазурь куполов, и башни минаретов, и тысячи солнц, отражённых и умноженных  в зеркалах изразцовых стен, по которым, то соединяясь, то расходясь, шёл крупный и удивительно ясный узор».

Сейчас  Биби-ханым в руинах, в которых виноваты частые здесь землетрясения и, видимо, превышение предела технических возможностей своего времени. Она обнесена забором с деревянными дверями. Во дворе мечети чисто, растут деревья, в центре двора мраморный постамент, где когда-то лежал  Коран.

После ухода из жизни великого Тамерлана, его империя, так же как и другие империи, развалилась потому, что она держалась великой волей властителя и страхом народов перед грозным деспотом. Тимур поддерживал этот страх  чудовищной жестокостью, которую трудно понять современному человеку. «История сохранила свидетельства безумной жестокости Тамерлана.

Он мог сложить башню  из живых людей, пересыпая их землёй и битым камнем; мог велеть задушить в ямах именитых людей покорённого города и закопать живыми четыре тысячи пленных». Осталась великая идея «единого властителя народов», полагающего, что когда будет захвачен весь мир - наступит счастье и благоденствие для всех. Но об этом будет заботиться и дарить счастье - только Он! А до этого у него развязаны руки для жестокости против тех, кто не понимает этой простой истины.

Семидесятилетний эмир Тимур умер  в Отраре зимой 1405 года, когда следовал за своей двухсоттысячной армией, выступившей в поход против Китая. Тело его тайно  перевезли в Самарканд. Сейчас он покоится в мавзолее Гур-Эмир, что значит  «Могила эмира», у ног своего учителя и наставника шейха Сейида Береке,   единственного, кого он слушал и почитал всю жизнь.

Там же, в Гур-Эмире, у ног великого Тимура похоронен его внук - эмир Улугбек,  блистательный правитель Самарканда, вошедший в мировую историю, как эмир - учёный и поэт. В недрах восточной культуры государств, с господствующей религией ислам, шло постоянное соревнование - борьба между религиозными авторитетами и наукой.

Во время правления Улугбека в Самарканде была построена крупнейшая по тем временам обсерватория, в которой Улугбек и его сподвижники учёные совершили много открытий в астрономии.  Есть предание, что Улугбек иногда сам читал лекции по астрономии и математике в медресе.

Обсерватория была воздвигнута невдалеке от городских стен, рядом с загородным дворцом, над древним арыком Обирахмат, и не уступала по своим размерам и снаряжению научными инструментами другим сооружениям своего времени. После того, как Улугбек был убит в результате дворцового заговора, поддержанного блюстителями шариата, обсерватория была заброшена, и открыта археологами только в 1908 году. Улугбек почитается в европейской  науке наравне с Коперником, Тихо-де-Браге и Птоломеем.

Есть ещё очень важное для меня явление в культуре Средней Азии - восточная миниатюра. Несмотря на запрет в исламе изображать живые существа, во многих городах восточного мира столетиями развивалось великое искусство книжной миниатюры.

Возникали школы миниатюры; искусствоведы, изучающие  восточную  миниатюру, пишут о великих представителях этого искусства, одним из зачинателей которого в Герате был Камалиддин Бехзад, - «Рафаэль Востока», воспитанник Алишера Навои - великого поэта, мецената, покровителя деятелей науки, литературы и искусства своей эпохи. Школа миниатюры существовала и в Бухаре, а также и в Самарканде.

Художники создавали рукописные книги великих поэтов - Навои, Джами, Бируни, с великолепными иллюстрациями, обычно по заказу правителей для их библиотек.  Великий  завоеватель Индии в 1526 году - Захиритдин Бабур,  родившийся в Андижане, потомок Тимура, основатель  индийской династии «Великих моголов», воин и писатель, оставил великолепные воспоминания о своей жизни и сражениях. 

Его внук шах Акбар (1556 - 1605годы), сам прекрасный художник, поощрял живопись, считая её средством познания и наслаждения. Он собрал  выдающихся художников из стран мусульманского Востока и Индии при своём дворе в столице Агре на реке Джамна. 

Есть сведения, что при его дворе работало сто сорок пять художников-миниатюристов различных национальностей. Были проиллюстрированы сотни великолепных рукописей,  например,  сборники преданий Амира Хамзы  в 12 - томах имели 1700 - миниатюр.

Шах Акбар повелел  художникам  проиллюстрировать воспоминания деда - великого Бабура. В  рукописи «Бабур-наме», сейчас  хранящейся в Британском музее, девяносто четыре иллюстрации, выполненные группой  великолепных  мастеров. 

Академия наук Узбекской ССР в 1972 году осуществила издание прекрасной монографии, публикующей эти иллюстрации, сцены путешествий, битв, охоты, пиршеств и многое другое - живописная энциклопедия с очень хорошими комментариями о Бабуре,  этом времени и художниках.  Мне удалось приобрести эту монографию, в моей библиотеке есть эта книга,  этот бесценный  рассказ  гениальных творцов о своём времени и о себе – миниатюры к «Бабур-наме».

Неутомимость Генриха гнала нас всё дальше, сооружения и жизнь города мы должны были просматривать за минуты. И вот мы перед холмом у входа в комплекс усыпальниц Шахи-Зинда (Живой Царь). Это вереница сверкающих мавзолеев, в которых Тимур и его наследники хоронили своих  родственников  и приближённых.

Оказаться похороненным здесь, значило быть под покровительством великого святого перед неизбежным судом Аллаха. Мавзолеи с двух сторон обступают дорогу, ведущую  вверх, к главной святыне мавзолеев комплекса Шахи-Зинда - мазару Кусама ибн-Аббаса, стоящего на вершине холма. Этот холм - ядро древнего  Афросиаба. «Издавна в этом месте совершались ритуальные  шествия, строго регламентированные вековой традицией.

Каждый шаг к святыне, каждая пройденная ступень по лестнице приближали паломников к совершенству и очищению». Кусам ибн-Аббас - двоюродный брат пророка, проповедник, насаждавший ислам среди неверных.  Его могила  привлекала сюда тысячи и тысячи паломников со всего Востока.

У подножия холма высохший сейчас ручей, пересыхающий каждое лето, через который перекинут деревянный мостик. Вокруг оплывшая глина, как у входа в обычное кладбище. Чуть повыше входная арка, пройдя через которую, ты начинаешь подниматься в гору, минуя первую группу мавзолеев, один за другим, без разрывов, выходящих  открытыми портиками - входами  к узкому проходу по лестнице, ведущей на вершину холма.

После восторга от вида первых мавзолеев, показалось, что невозможно создать ничего лучше их, но  тут же ты убеждаешься, что не прав, что вот этот потрясает ещё больше, а через несколько шагов ещё совершеннее, начинает кружиться голова, их множество, и ты перестаёшь понимать, как это возможно -  создавать ещё лучше.

Видишь всё новые вариации на заданную тему, когда преодолевается ограниченность человеческих ожиданий и  наглядно демонстрируется бесконечность творческого  совершенства, открытого  человеку.

Самое удивительное - это изразцовое покрытие стен мавзолеев. Изразцами покрыты самые мельчайшие архитектурные детали изысканно-разнообразных по замыслу  сооружений. Геометрическая строгость узоров перемежается растительным орнаментом и плавной вязью восточных надписей.

Солнце играет в каждой складке, в каждом изгибе форм, голубое и синее  усилено жёлтым и ослепительно белым, зелёное ждёт удара красного. При движении купаешься в волнах этих волшебных цветовых сочетаний. Воздействие цвета таинственно и необъяснимо. Всегда при воспоминании об  ансамбле мавзолеев «Шахи-Зинда»  возникает удивление мощью великих творцов этой гармонии.

В конце подъёма нас с Генрихом  постигла невероятная удача. Попасть в мавзолей  Кусама ибн-Аббаса очень трудно, а нам это было просто невозможно. И вдруг, когда мы оказались перед входом в мавзолей, здесь появилось несколько служителей, с которыми пришли какие-то знатные посетители, говорившие между собой на немецком.

Открывают вход. Отогнать нас служителям, видимо, было лень. Мы с иностранцами вошли  внутрь мавзолея, где  через красивейшую стальную решётку можно было в тусклом свете из потолочных отверстий купола, рассмотреть  находящееся за ней трёхэтажное надгробие над прахом святого. Два яруса, покрытые  фантастической красоты изразцами, и над ними - традиционной формы каменный саркофаг из зелёной яшмы, украшенный золотом и вставками из драгоценных камней.

Немцы взревели, цокали языками (фотографировать нельзя), но скоро повернулись и пошли к выходу. Нас бесцеремонно прогнали, тут же закрыв входные двери на несколько замков. Измочаленные, мы спустились по лестнице мимо мавзолеев к выходу у подножия холма. За мостиком через сухой ручей виднелся навес над  чайханой, низкие столики на деревянных настилах, рядом кухня, что-то кипит, вкусно пахнет.

На столах белые фарфоровые чайники, а рядом возлежат  спокойные жители этого  великого города, седобородые, в своих привычных  халатах и тюбетейках.  Они никуда не спешат. Мы расположились возле столика; приветливый чайханщик посоветовал скушать мясо, которое нужно было подождать, принёс чайники и лепёшки, и вдруг я почувствовал великий покой, прикосновение к Востоку, кульминацию своего путешествия.

Вот ради этого чувства бесконечного покоя, лежащего, мне думается, внутри всего восточного мировоззрения, стоило столько бежать. Чуткий Генрих притих, успокоился, и, думаю, увезёт в Москву эти главные самаркандские два часа, прошедшие в покое и размышлениях.

          Виктор Поликарпов.